42

там все переделал на моей половине. Как тебе новая обстановка? – спросил он с полным ртом.

        – Симметрично! – ответила Софи.

        – Что значит «симметрично»?

        – Это значит, что ваши комнаты абсолютно похожи, даже лампы на ночных столиках одинаковые, просто смешно.

        – Не вижу, что в этом смешного, – возразил задетый Матиас.

        – Было бы неплохо, если б гденибудь в этом доме нашлось место, где «у тебя» означало бы «у тебя», а не «я живу у моего приятеля»!

        Софи надела пальто и вышла на улицу. Ночной холод тут же пробрал ее насквозь, она поежилась и зашагала. Ветер гулял по Олд Бромптонроуд. Лисица – в городе их было множество – какоето время бежала в нескольких метрах от нее под прикрытием решетки парка ОнслоуГарден. На Бьютстрит Софи увидела «остин» Антуана, припаркованный перед бюро. Ее рука легко коснулась кузова, она подняла голову и несколько мгновений глядела на освещенные окна. Потом плотнее запахнула шарф и продолжила свой путь.

        Зайдя в мансарду, расположенную в нескольких кварталах, она не стала зажигать свет. Джинсы соскользнули с ног, она оставила их комом лежать на полу, отбросила свитер и тут же забралась в постель; листья платана, которые она видела через маленькое окошко в потолке над своей кроватью, серебрились з свете луны. Она повернулась на бок, обняла полушку и стала ждать, когда придет сон.

* * *

        Матиас поднялся по лестнице и приложил ухо к двери комнаты Луи.

        – Ты спишь? – прошептал он.

        – Да! – ответил мальчик.

        Матиас повернул ручку, и лучик света протянулся ло кровати. Он зашел на цыпочках и улегся рядом.

        – Давай поговорим об этом, хочешь? – спросил он. Луи не ответил. Матиас попробовал приподнять краешек одеяла, но ребенок плотно завернулся в него и держал изо всех сил.

        – Знаешь, иногда это совсем не смешно, то, что ты делаешь, иногда это очень даже противно!

        – Расскажи хоть чтото, старина, – попросил Матиас ласково.

        – Мне изза тебя влетело.

        – Что я такого сделал?

        – А ты как думаешь?

        – Это изза записки мадам Морель?

        – А что, ты многим учительницам написал? Тогда можешь мне объяснить, почему именно моей ты сказал, что ее губы сводят тебя с ума?

        – Она тебе прочла? Вот гадость!

        – Она сама гадкая!

        – Э нет, ты не должен так говорить! – возмутился Матиас.

        – Почему это не должен? Скажешь, она не гадкая, эта пингвинаСеверина?

        – Какая еще Северина? – с беспокойством спросил Матиас.

        – У тебя что, память отшибло? – в ярости высунул голову изпод одеяла Луи. – Это моя учительница! – прокричал он.

        – Да нет… ее зовут Одри, – убежденно заявил Матиас.

        – С твоего позволения, я всетаки лучше знаю, как зовут мою учительницу.

        Матиас был совершенно уничтожен, а Луи всерьез заинтересовался личностью этой загадочной Одри.

        Крестный живописал в мельчайших деталях образ молодой женщины с прелестным чуть надтреснутым голосом. Луи посмотрел на него с глубокой грустью.

        – Это у тебя в голове чтото надтреснуло, потому что твоя Одри – журналистка, которая готовит репортаж о нашей школе.

        И поскольку Луи замолчал, Матиас закончил за него:

        – Вот дерьмо!

        – Точно, и ты сам нас в него посадил, должен тебе напомнить! – добавил Луи.

        Матиас сказал, что он лично перепишет сто раз строчку