101

а твой, и единственное, о чем я сожалела, что останусь для тебя матерью, которая не смогла или не сумела быть твоей настоящей мамой.

        — Ты так боялась меня любить, мама?

        — Если бы ты знала, каким трудным был этот выбор.

        — Для тебя трудным или для меня?

        Сьюзен сжалась под взглядом Лизы, уже не яростным, а бесконечно печальным. Дождь, который все же сумел проникнуть не только под крышу, но и внутрь нее, обильно потек по щекам.

        — Для нас обеих. Ты поймешь это позже, Лиза, но, когда я увидела тебя на великолепной эстраде, такую красивую, в таком нарядном платье, увидела тех, кто стал твоей семьей, сидящих в первом ряду, то поняла, что для меня спокойствие и грусть могут быть сестрами, во всяком случае, так я могу ответить сейчас на твой вопрос.

        — Папа и Мэри знали, что ты жива?

        — Нет, до вчерашнего дня. Мне вообще не следовало приходить. Наверное, я не имела на это право, но я пришла, как приходила каждый год, чтобы посмотреть на тебя через решетку школьного забора, оставаясь незамеченной. Чтобы хоть на несколько мгновений увидеть тебя.

        — А меня ты лишила привилегии знать, пусть хотя бы на несколько мгновений, что ты жива. Что ты сделала со своей жизнью, мама?

        — Я ни о чем не сожалею, Лиза. Она была нелегкой, но это моя жизнь, и я горжусь ею. Твоя жизнь будет иной. Я совершила свои ошибки и сама ответила за них.

        Барменмексиканец поставил перед Сьюзен креманку с двумя шариками ванильного мороженого, посыпанными миндалем, политыми жидким шоколадом и карамелью.

        — Я заказала до того, как ты вошла. Попробуй, —сказала Сьюзен. — Это лучший в мире десерт!

        — Спасибо, не хочется.

        Филипп мерил шагами зал терминала. Тревога его все нарастала, время от времени он выходил на улицу, не уходя, впрочем, далеко от дверей. Вымокнув под дождем, он снова возвращался к эскалаторам и продолжал нетерпеливо наматывать круги по залу.

        Сьюзен с Лизой понемногу шли на сближение. Они заговорили о прошлом, погрузились в него, растворяя каждая свою горесть и боль в тайной надежде, что всетаки еще ни для чего не поздно. Сьюзен заказала еще мороженого, и Лиза согласилась наконец его попробовать.

        — Ты хочешь, чтобы я уехала с тобой? Поэтому меня сюда и привезли?

        — Я назначала свидание Филиппу.

        — И как, потвоему, мне поступить?

        — Как поступала я в твои годы: сделать собственный выбор!

        — Ты скучала по мне?

        — Каждый день.

        — По нему ты тоже скучала?

        — А вот это только мое дело.

        — Хочешь знать, скучал ли он по тебе?

        — А это только его дело.

        Сьюзен расстегнула цепочку и протянула кулон Лизе.

        — Это тебе подарок.

        Лиза поглядела на медальон и осторожно сомкнула на нем пальцы матери.

        — Этот медальон защищал всегда тебя. Я живу со своей семьей, она меня защищает.

        — Возьми, мне будет приятно.

        В порыве бескрайней любви Сьюзен подалась к Лизе и обняла ее.

        — Я так тобой горжусь, — прошептала она дочери на ухо.Лицо Лизы осветила слабая улыбка.

        — У меня есть дружок. Может быть, на следующий год мы с ним поселимся на Манхэттене, поближе к факультету.

        — Лиза, каким бы ни был твой выбор, я всегда буду любить тебя, как умею, пусть, возможно, и не как настоящая мама.

        Лиза положила руку на ладонь Сьюзен и с непроизвольно нежной улыбкой