56

ради победы в пус том споре. Он никогда не упоминал об этом, потому что начисто забыл, да и предполагать не мог, что такая ситуация в принципе возможна, и никогда бы не подумал, что у Сьюзен когданибудь будет ребенок. К тому же в последние годы они переписывались крайне редко, и Сьюзен ни разу даже намеком не дала понять, что у нее есть дочь. А уж к чему он и вовсе не был готов, так это к ее гибели.

        — И что я должна буду говорить? — поинтересовалась Мэри.

        — Кому?

        — Да всем вокруг! Людям. Моим друзьям, наконец!

        — Так для тебя вся проблема в этом?

        — Это лишь одна из ее сторон! Тебе, может, и наплевать на наше окружение, но лично я пять лет убила на то, чтобы наладить эти отношения, и в этом нет никакой твоей заслуги!

        — Скажи им, что незачем таскаться по воскресеньям в церковь, если не хватает чуткости понять, что произошло!

        — Но тыто не станешь этим заниматься, тыто преспокойненько будешь отсиживаться у себя наверху, прикрываясь делами! Это ведь моя жизнь изменится целиком и полностью!

        — Не больше, чем если бы у нас появился еще один ребенок.

        — Не еще один, черт побери, а наш ребенок!

        Мэри вскочила и выбежала с кухни.

        — Довольно! Я тоже иду спать! — уже с лестницы крикнула она.

        — Но сейчас девять утра!

        — И что? Разве хоть чтонибудь идет у нас сегодня нормально?

        На втором этаже она решительно прошагала до середины коридора, потом остановилась, развернулась и, чуть поколебавшись, направилась к комнате, где спала Лиза. Мэри тихо приоткрыла дверь. Лежавшая в кровати девочка повернула голову и молча уставилась на нее. Мэри выдавила из себя смущенную улыбку и поспешно закрыла дверь. В своей спальне она вытянулась на постели и, глядя в потолок, попыталась было подавить гнев, судорожно сжимая кулаки. Филипп, поднявшийся следом, сел подле нее и взял ее за руку.

        — Мне очень жаль. Если бы ты только знала, как я сожалею!

        — Ничего тебе не жаль! Ты никак не мог заполучить мать, так теперь заполучил ее дочь! Это мне жаль, я никогда не хотела ни той, ни другой!

        — Сейчас ты не имеешь права говорить такие вещи.

        — Сейчас я не вижу ничего, что могла бы себе запретить говорить, Филипп. Два года ты делаешь недовольное лицо, уклоняешься от обсуждения этой темы, находишь тысячу и один предлог, чтобы отстраниться от семьи, потому что тебе так хочется. Но тут твоя любимая Сьюзен присылает тебе свою дочь, и все трудности разрешаются как по мановению волшебной палочки, если не считать одной маленькой детали: эта история из твоей жизни, но не из моей.

        — Сьюзен мертва, Мэри. Я ничего не могу поделать. Ты можешь наплевать на мое горе, но ты не можешь наплевать на ребенка, боже мой! При чем тут ребенок!

        Мэри подскочила, и ее голос задрожал от бессильной ярости:

        — Насрать мне на твою Сьюзен!

        Филипп не сводил глаз с оконной рамы, избегая взгляда жены.

        — Да ты на меня смотри, черт подери! Или у тебя даже на это смелости не хватает?!

        Прячась от доносившихся звуков ссоры, Лиза поглубже закуталась в одеяло и зарылась лицом в подушку. Вжалась в нее изо всех сил так, что ее волосы словно слились с наволочкой. Доносившиеся до нее крики были слабее раскатов грома, но пугали не меньше. Лизе хотелось перестать дышать, но она знала, что это невозможно: последние две